Утром, в предвкушении предстоящей встречи со своим новым знакомым, я позавтракал, и, отпросившись погулять, вышел во двор. Шагая по деревянному крыльцу, я прокручивал в памяти вчерашний вечер. Потом вышел за ворота. Мне не терпелось поделиться с Костиком своими ночными наблюдениями, но его нигде не было. В памяти всплыло: «Там я живу», и решение пришло внезапно: «Он, наверное, спит, или не знает, что я вышел на улицу. Надо за ним зайти».
Маленькие ножки быстро преодолели расстояние между соседними домами. Вскоре я стоял перед серыми стальными воротами и протягивал руку, чтобы взяться за дверную ручку. Она была холодная, и влажная от росы. Я надавил вниз, и толкнул. Тяжелая железная калитка скрипнула, открываясь внутрь. Обутые в сандалики ноги переступили через порог, и зашагали по асфальтированному двору. Я шел, представляя себе, как расскажу другу о своем ночном открытии. Он удивится, а я предложу ему проверить, и наши опыты продолжатся. За спиной, громко лязгнув, хлопнула дверь. Я успел сделать шагов десять-пятнадцать, а потом мои ноги перестали слушаться. Они просто вросли в землю. Веселые фантазии в моей голове заменил ужас. От увиденного я оцепенел. Навстречу, оскалив страшную клыкастую пасть, неслась приличных размеров собака. Для ребенка шести лет, это было огромное животное, способное проглотить его, если не целиком, то в два-три глотка. Она сходу схватила меня за правую ногу, и, рыча и мотая страшной головой, не отпускала, постоянно перехватывая то пониже, то повыше. Моя маленькая, тоненькая ножка была в полной острых зубов, слюнявой пасти. Я боялся смотреть вниз. Задрав руки вверх, чтобы не потерять еще и пальцы, я орал, думая, что мне откусывают ноги. Не помню, было больно или нет, но осознание того, что меня заживо пожирает какая-то зверюга, наложило свой отпечаток, с которым я потом долго не мог расстаться.
Когда-то, в раннем детстве, мне пели колыбельную, там были слова: «Придет серенький волчок, и ухватит за бочок». В силу своей особенности восприятия, я постоянно представлял, что мне говорили, или пели. От этой колыбельной мне не хотелось спать. Мне хотелось спрятаться за кем-нибудь, чтобы он защитил меня. Страх быть съеденным серым волком — самый жуткий страх моего детства.
На шум выскочили хозяева дома, которые отогнали собаку. Они пытались успокоить меня, показывая мою же ногу со словами: «Не бойся, он тебя не укусил, он просто схватил тебя, и не отпускал. Гляди, видишь, крови нет?» Появилась мать, и увела меня домой. Только там я успокоился окончательно. К тем воротам я больше не подходил. Да и не помню, чтобы играл потом с Костиком. Все свое время я проводил во дворе, или дома. Оказалось, что на улице меня может подстерегать опасность. Мир вокруг больше не казался таким открытым, и понятным. За милой оболочкой могло спрятаться, что-то скрытое от глаз, что-то неожиданное, и пугающе опасное.
Это было последнее лето, когда мы жили на той улице. По нашей стороне сносили все дома, для постройки большой многоэтажки. Взамен своего, маленького жилья, мы получили просторную квартиру. Но в первый класс я пошел еще из того дома, с улицы Чехова. Помню, как мать отводила меня в школу, а обратно я добирался с одноклассниками. Мы пересекали пустырь, который появился после сноса одного из домов. Там, среди щепок, и прочего мусора можно было найти что-то интересное, что-то старинное. Постепенно пустырь рос, и приближался к нашему дому. Как ломали его, я не видел, зато хорошо помню впечатления от новой квартиры. Она была на последнем этаже, и пока лифт не работал, нам приходилось совершать утомительные подъемы аж до девятого этажа. Но зато вид с балконов открывался такой, что дух захватывало, и было страшно подходить близко к перилам.
Зимовали мы уже в новой квартире. Моя кровать появилась позже, ее приобрели весной, а до того момента я спал у батареи в зале. На пол стелились телогрейки, тулуп, и все укрывалось одеялом. За заботами пролетела зима, за ней, мелькнув цветущими садами, пробежала весна. Наступило лето, а вместе с ним и каникулы. Летние каникулы.
Было утро, солнечное, и теплое. По телевизору ничего интересного не показывали, и я, изнывая от скуки, подошел к окну, которое выходило во двор. Мое внимание приковал к себе мальчишка, в светлой футболке, и серых шортах. Он стоял и свистел, глядя на наш дом. Через открытую форточку был отчетливо слышен его негромкий свист. Это сейчас, все новостройки еще пять лет сопровождает рокот перфораторов, и визг электропилы. Но в те времена, было слышно, как чирикают воробьи, сидящие на антенне соседнего дома.
Кого-то он мне напоминал, этот мальчишка, кого-то незабываемого, кого-то из недалекого прошлого. А когда он приложил руки ко рту, и прокричал: «Лёшка!!!», я сразу же вспомнил имя: «Костик». Пулей одевшись, захлебываясь от восторга, я подбежал к матери со словами:
— Мам, я гулять пойду!
— Деньги возьми, может, купишь себе что-нибудь, — она вытаскивала из кошелька мелочь. — Вот, возьми двадцать копеек.
Хлопнув дверью, я затопотал по порожкам, хватаясь за перила на поворотах. Лифт ждать не было терпения, к тому же я знал, что могу обогнать его на пару секунд. На целых пару секунд! Когда ждешь, даже одна может показаться вечностью, а я не хотел чтобы друг ждал меня. Вот и тяжелая подъездная дверь. Я толкаю ее двумя руками, пружина скрипит, когда растягивается. После полумрака помещения, глаза невольно сощуриваются от яркого солнца. Мгновение спустя, вижу Костика. Он повернулся на звук открываемой двери, и теперь идет мне навстречу.
— Где ты так долго пропадал, Лёшка? Я тебя полчаса зову. Уже уходить собирался.
— Привет!!! — Я не могу не улыбаться, потому, что безмерно счастлив. — Как ты меня нашел?
— Я узнал в какой ты дом переехал, но забыл номер квартиры. Поэтому стоял по десять минут возле каждого подъезда и звал тебя. Теперь я знаю: ты живешь в третьем.
Я моргал, не в силах что-либо сказать, пораженный силой воли и целеустремленностью этого мальчишки. Мне такое было не под силу. Я бы даже не пошел никуда, не зная точного адреса.
— Слушай, Лёшка, а поехали в музей? — Неожиданно предложил он.
— Поехали! — Согласился я, и мы пошли на автобусную остановку.
Отойдя немного от подъезда, я оглянулся. На балконе стояла мать, и увидев, что я обернулся, махнула рукой. Махнув ей в ответ, я вприпрыжку продолжил путешествие.
Автобусы того времени были оборудованы такими специальными коробками со стеклянным колпаком, и с круглой рукояткой сбоку. В прорезь в колпаке пассажиры бросали монеты, и вращали рукоятку, похожую на большой регулятор громкости. При этом конвейерная лента, на которую падали монетки, двигалась, сбрасывая мелочь внутрь, а из специального отверстия вылезали билеты. К сожалению, устройство не предусматривало сдачи, а у меня были двадцать копеек одной монетой. Не заплатить за проезд, и проехать зайцем не позволяла совесть, но и отдать все свои деньги я тоже не мог. Помог найти верное решение Костик. Он достал из кармана десятикопеечную монетку, и поднес ее к прозрачному колпаку. Автобус подпрыгнул на кочке, попавшейся ему на пути, и ящик звякнул мелочью.
— Все, — сказал Костик. — Я заплатил. Крути
